Будаг — мой современник - Али Кара оглы Велиев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Только я подумал, что это он высматривает в воде, как неожиданно встретился с ним глазами и понял, что он разглядывает меня. Мы оба улыбнулись своей догадке.
— Где твои родители? — Он отвернулся от воды и смотрел прямо на меня.
— Умерли.
— Из близких кто-нибудь остался? Сестры, братья?
— Сестры тоже умерли, остались две маленькие племянницы и зять, муж одной из сестер… — И почему-то поспешно добавил: — Только у него чахотка.
— А где они?
— В Учгардаше.
— Плохо дело, — сказал он. И в моей груди затеплилось доброе чувство к этому человеку.
— А вы здешний? — поинтересовался я.
— Зачем тебе?
— Так просто. А кто в Агдаме главный?
— А это тебе зачем?
— Хочу послать письмо.
— Жалобу на Вели-бека?
— Нет, не жалобу. Хочу попросить, чтоб помогли моему больному зятю и племянницам.
Он не ответил мне, а снова стал задавать вопросы:
— Воду ты носишь сколько раз в день?
— Это зависит от количества гостей.
— У вас каждый день бывают гости?
— Нет.
— Ну что заладил: «да», «нет», как будто с беком говоришь! Не нравишься ты мне! — И ушел от меня широким размашистым шагом.
«Что за странный человек?» — подумал я и медленно побрел домой.
Имран сразу спросил у меня:
— Почему тебя так долго не было?
Я ничего не ответил, но вид мой не понравился Имрану.
— Ты чем-то встревожен?
Я молчал.
— Ну, выкладывай, что у тебя произошло.
И я не удержался, рассказал ему о встрече у родника.
— Вот что, не будь дураком второй раз, сейчас же пойди к Салатын-ханум и все ей расскажи! А если боишься, то давай я пойду.
Я отказался идти к ханум, и пошел Имран.
В доме началась суета. Салатын-ханум тут же побежала на сеновал и увела оттуда Шахгулу-бека в глубину своего огромного сада. Только она вернулась, как в ворота постучали. Впереди шел тот самый человек, с которым я беседовал у колодца. Салатын-ханум вышла к пришедшим. Они поздоровались, и Рашид — так звали этого человека — сказал:
— Есть решение осмотреть все хозяйственные постройки.
Салатын-ханум ничем не выдала своего волнения.
— Пожалуйста, Рашид-киши, можете все осмотреть, ваше право!
Люди сразу прошли на сеновал, покрутились там, но ничего не нашли. Уходя, Рашид увидел меня, и на его лице я прочел негодование.
— Вы все закончили или еще придете завтра? — безмятежным голосом спросила Салатын-ханум.
Не глядя на хозяйку, Рашид нехотя проговорил:
— Придем, когда будет нужно. Сами увидите.
Ворота за незваными гостями закрылись, хозяйка и Вели-бек поблагодарили меня, а Салатын-ханум подарила мне ношеную рубаху мужа.
— Будем живы, — сказала она мне, — я отблагодарю тебя!
Меня благодарили, а я и сам не понимал, для чего я спас бека. Наверно, только потому, что невольно проговорился о его местопребывании.
А в доме Салатын-ханум негде было повернуться от гостей. Сама хозяйка занимала только одну комнату на втором этаже. Рядом с ее кроватью стояла другая, всегда аккуратно застеленная канаусовым покрывалом. Это была кровать хозяина.
Рядом с комнатой хозяйки жили Вели-бек с нашей ханум, тоже в одной комнате. В третьей — приехавшая из Баку, где она училась, дочь Вели-бека от первого брака, а также племянница нашей ханум и их с Вели-беком дочь. В соседней поселили сыновей Вели-бека. В крайнюю комнату въехали Гани-бек с женой, которую звали Танзиле-беим. Вели-бек рассердился, увидев фаэтон Гани-бека, въезжавший в ворота. Но как он мог отказать двоюродному брату?
В нижнем этаже жил вместе со своей семьей механик паровой мельницы, построенной Вели-беком неподалеку от Союкбулага. Там же, за стеной, жили старая кормилица детей Салатын-ханум, несколько девушек-служанок и целая орава слуг.
Я не мог точно сказать, чем занимались слуги в течение всего дня. Как ни странно, в этом доме больше всех работала сама хозяйка. С восхода и до темноты она на ногах. И часто, вместо того чтобы приказать слуге, она берется за дело сама. Глядя на нее, можно подумать, что она родилась в крестьянском доме: за что ни возьмется — все у нее ладится. От работы руки у нее почернели и погрубели, и родственники часто называли ее в шутку «черной Салатын». Она была образованной и умной женщиной с независимой манерой поведения. Вели-бек считался с мнением сестры и часто советовался с ней по важным для себя вопросам.
Все бы хорошо, и Салатын-ханум уже свыклась с положением жены, постоянно прячущей мужа, если бы ее не огорчали три человека: известный всем неуживчивостью Гани-бек, повар Имран и племянник, да еще ее огорчало, что старший брат — Вели-бек так не вовремя построил паровую мельницу.
Зафар, племянник Салатын-ханум, сын ее и Вели-бека сестры, примкнул к большевикам и разъезжал по селам и городам Карабаха с представителями новой власти, и это огорчало всех членов семьи Назаровых.
Что же касается паровой мельницы, то Салатын-ханум советовала брату избавиться от нее как можно скорей. Вели-бек и сам рад был продать мельницу, но кому? Это следовало сделать, пока существует нэп, а с изменением политики, как он понимал лучше других, мельницу просто отберут.
За дело взялась Салатын-ханум. Как только местные зажиточные крестьяне прослышали о продаже мельницы, к Салатын-ханум стали наведываться покупатели. Но всех отпугивала цена, которую она называла. Проходили дни за днями, но Салатын-ханум не сбавляла цену ни на одну копейку. И все-таки она дождалась. Самый настойчивый покупатель, долго торговавшийся с нею, не выдержал и сдался — купил мельницу! Салатын-ханум поспешила обрадовать брата удачной сделкой.
Но с другими огорчениями Салатын-ханум дело обстояло сложнее. Умная, энергичная женщина, она совершенно терялась, сталкиваясь с шумным и самодовольным двоюродным братом. Гани-бек держал себя в Союкбулаге так, будто имение принадлежало ему. Во все вмешивался, отдавал распоряжения, кричал на слуг, своих и чужих, поучал всех и вся.
Гани-бек страдал бессонницей и поднимался на ноги раньше всех в доме. И уже с восхода солнца в доме слышался его грубый и резкий голос, от которого звенели стекла в окнах.
Салатын-ханум пыталась урезонить двоюродного брата, но безуспешно. Тогда она обратилась за помощью к Вели-беку. Едва Вели-бек захотел тихо и спокойно посоветовать Гани-беку уняться, как тот начал кричать в своей обычной манере:
— Может быть, я должен ждать твоего соизволения на то, чтобы утром открывать глаза? Или чтоб ты разрешил мне отругать своего батрака?!
Вели-бек болезненно поморщился:
— Человек должен страшиться гнева всевышнего, а у тебя ни страха перед аллахом, ни почтения к старшим. Ты ведешь себя
